Новости

Николай Смирнов: За «партизан» мне до сих пор обидно.

Тридцать один год назад мир узнал о страшной катастро­фе в Чернобыле. На ликви­дацию аварии отправились десятки тысяч человек. Сре­ди них оказался и костромич Николай Смирнов. В то вре­мя он служил в Гражданской обороне. Три летних месяца, которые Николай Борисович провел неподалеку от стан­ции, изменили в его жизни очень многое, но не лиши­ли главного - верности воин­скому долгу.

- Николай Борисович, как вы попали в Чернобыль?

- Я служил в штабе ГО на­чальником секретной части. 20 мая 1987 года пришла телег­рамма: «Прапорщика Смирно­ва направить в город Черно­быль, прибыть 25 мая». Я по­шел к шефу, говорю: «Товарищ полковник, а когда я успею пройти медицинскую комис­сию?». Он отвечает: «А это ме­ня не волнует, подписано на­чальником штаба округа, и ты должен прибыть вовремя».

В Киев я приехал рано утром, нашел штаб. Там капи­тан говорит, мол, ждать от­правки придется дня три-че­тыре. Чуть позже выяснилось, что в Жуляны летит вертолет, и я улетел. Войск стояло очень много, несколько десятков ты­сяч человек.

- Вы понимали, куда еде­те и что вас там ждет?

- Я же был кадровым воен­ным. В Костроме в 1981 году мы разворачивали батальон, тушили лесные пожары.

- И про радиацию были в курсе?

- Конечно, понимали, а что сделаешь. Из костромичей нас там почти восемьдесят процентов от личного состава Костромской ГО побывало, некоторые - по два раза. Даже и не думали, пришел приказ и поехали.

- Вы уже были женаты в то время?

- Да, мне тридцать один исполнился.

- Как супруга отнеслась к вашей поездке?

- Она работала в нашей же структуре и все хорошо пони­мала. Проводила меня до Не- рехты, обошлось без слез. Мы с ней 29 лет прожили, и я у нее только дважды за это время видел мокрые глаза.

Я тебе сейчас такую печать поставлю...

- А что происходило 26 апреля 1986 года в Костро­ме, когда стало известно об аварии?

- Н ам сообщили не сразу. Выставили дозиметрические посты возле моста через Вол­гу. Замеряли иногородние ма­шины, груз. Всю информацию об этом засекретили.

- В Костроме не выявля­ли повышенного фона?

- Нет, наши приборы даже в Чернобыле показывали нор­мальный фон, если только он действительно был возле оп­тимальных значений. Позднее вокруг станции поставили по­сты с японскими приборами, они четко фиксировали повы­шенный уровень радиации.

- Платили хорошо?

Там ничего не платили, зарплату и командировочные я получил уже в Костроме. Пом­ню, первый раз держал в руках пачку денег, перевязанную ве­ревочкой, мне все рублями выдали (смеется).

- Правда, что многие, кто там работал, не знали, что такое радиация?

- Да, это касалось в основном «партизан»: военно­обязанных. Многие, когда туда попадали и понимали, что с ними может случиться, - пла­кали. У меня работал мичман запаса Василий, когда я уез­жал, у него слезы на глазах, у парня жена и двое детей.

Я пошел к генералу, при­шлось воспользоваться воен­ной хитростью. Говорю:

- Товарищ генерал, наш прошлый начальник обещал, что Василий уедет вместе со мной, подпишите документы.

Он подписывает, я ему:

- А печать?

- Я тебе сейчас такую пе­чать поставлю, неужели в вой­сках моей подписи не знают?

В результате Василий уехал со мной.

Милиционеры в лепестках

- Где вы жили, как обустраивали быт?

- Мы жили в детском сади­ке, рядом стояла АРС (авто­разливочная станция). В ней каждый вечер после работы мылись и стирались. Дозиме­тристы ее потом проверили, там радиация оказалась выше, чем на самой станции. Раз в месяц давали талоны в сауну. Лето выдалось очень жарким, во дворе поставили палатки с душевыми.

Обстановка нормальная, дружелюбная, деловая. Много приехало «афганцев», рядом со станцией в основном рабо­тали моряки.

- Почему моряки?

- Радиологи с атомных под­водных лодок. Опять же в Гра­жданской обороне служили многие бывшие военные. У меня знакомый летчик, летал на сверхзвуке, ухо повредил, дослуживал в Го.

Летом 1987 года шел суд над начальником станции, по­всюду милиционеры стояли «в лепестках».

- Что значит в лепестках?

- Мы так марлевые повязки называли.

- На станции бывать при­ходилось?

- А как же, ездил, проверял документы. На «партизан» летом в жару смотреть было страшно. Офицеры их ругали за то, что они маски снимали. Помню, ребята, совсем еще молодые, говорили: «Да я луч­ше умру, чем в такую жару буду в марле ходить». Но молодцы, задания им давали, выполняли все четко.

- Я знаю, что в Чернобыль старались отправлять тех, кто постарше, у кого уже бы-ли дети. Это действительно так?

- Позднее да. Как-то кадры пропустили молодую девочку, ее из Иванова привезли. Генерал узнал, возмутился, мол, кто ее сюда прислал. Девушку домой отправили.

- За радиоактивной обстановкой вокруг станции следили?

- К нам в секретную часть народу много приходило, на ногах приносили зараженную землю и пыль, а мыть приходи­лось самим. Вокруг заражен­ной зоны выставляли специ­альные посты с японскими до­зиметрами. Иногда, чтобы вы­ехать, приходилось их объез­жать. Невозможно всю радиа­цию с машины или с себя смыть. На машинах, кстати, номе­ров не было, на капоте писали цифры, например, 8 или 12. Еще помню, утром идешь в сто­ловую, а на дороге воробьи мертвые валяются. Их метлами сметали. Котов «партизаны» рыбой из Припяти кормили. От фруктов, яблок, слив деревья сгибались. Радиологи их проверили, сказали - можно есть, только сердцевину вырезать.

- Местные жители там оставались?

- Я не видел, но «партиза­ны» рассказывали, что встре­чали стариков.

- Говорят, там очень много техники пришлось бросить?

- Сначала ее, как и рыжий лес, пытались жечь, но потом поняли, что получается еще ху­же, и стали все зарывать в землю, в том числе и ту лесную полосу, по которой прошло ра­диоактивное облако. Мароде­ры попадались, снимали с тех­ники запчасти, но их ловили.

Дед, мы из Чернобыля

- Когда вы покинули Чер­нобыль?

- Уезжал я в августе, на вые­зде пост, машину замерили, уровень высокий, отправили мыться, второй раз испытывать судьбу не стали, поехали в объ­езд поста. В Киеве посмотрели стадион «Динамо», погуляли по Крещатику. Пошли в ресторан, он закрыт на спецобслужива­ние, иностранцев принимали. Швейцар выглянул, говорит:

- Чего вам?

- Дед, мы из Чернобыля.

- А бумажку покажете?

Показали.

- Проходите, я вас посажу.

- Уважали. Потом поехали в Москву, у знакомого подпол­ковника мама на базе работа­ла. Нас уже ждали, набрали це­лую плащ-палатку продуктов: колбасы, масла, и домой. Как приехал в Кострому, сразу по­шел в отпуск.

- Вас в больнице прове­ряли, контролировали со­стояние здоровья?

- В принципе да, нам давали направления в Ленинград в спе­циальный институт. Но это не было обязательным. Как прави­ло, многие не обращались.

- Вы на своем здоровье ощутили последствия той командировки?

- Конечно. Осенью с отцом картошку копали. Он сидит и смотрит на меня: «Колька, ты когда лысым стал?»

У меня за два месяца почти все волосы вылезли, теща ру­галась, что вся подушка в во­лосах. Не знаю, может, не от радиации, может, от нервов или от тамошней жары. Кости побаливают. Многое еще зави­сит от того, кто и какой образ жизни ведет.

- Ваши коллеги по работе в МЧС мне рассказывали, что у вас замечательная жена.

- Да, Нина Леонидовна, по­знакомились в 1978 году ве­сной в автобусе Сусанино-Буй, а осенью уже поженились. Она меня в прапорщики и призва­ла, работала в Свердловском военкомате.

- Государство тем, кто побывал в Чернобыле, уде­ляет внимание?

- У меня нет повода оби­жаться на государство, пенсия хорошая. Мне несколько раз звонили из администрации, интересовались, есть ли у ме­ня жилье. А за «партизан» мне до сих пор обидно, многие из них своих прав не знают, им приходится ходить и выбивать положенные льготы.

Алексей Воинов

фото Сергея Калинина

газета "Северная правда" № 17