Новости

День 23 февраля 1991 года навсегда черной краской вписан в летопись пожарной охраны города на Неве. Тем ранним утром в гостинице «Ленинград» вспыхнул пожар, унесший жизни шестнадцати человек. Девять из них – это пожарные, первыми кинувшиеся на схватку с огнем. Их имена – Сергей Капитонов, Михаил Стельмах, Вадим Самойлов, Виктор Гомонов, Михаил Соловьев, Юрий Терехов, Александр Глатенок, Владимир Осипов, Кирилл Соколов – никогда не забудут родные, друзья и коллеги. Помнит их и нынешнеепоколение петербургских огнеборцев.

Сегодня от событий того рокового дня нас отделяют более двух десятков лет, но боль утраты по-прежнему напоминает о случившемся. Несмотря на минувшие со дня трагедии годы, не все смирились с потерей близких людей – память сердца заглушить невозможно. Ведь за скупыми данными сводки о пожаре всегда стоят личные трагедии людей, так или иначе причастных к произошедшему.

Каким остался день 23 февраля 1991 года в их сердцах и памяти, рассказали очевидцы и непосредственные участники тех трагических событий.

Владлен Алексеевич Шулимов,

в то время командир отделения 1 пожарной части:

«Утром 23 февраля 1991 года мы уже собирались сдавать дежурство. Около восьми часов раздался сигнал тревоги – пожар в гостинице «Ленинград». К гостинице мы подъехали одновременно с 11-й пожарной частью. Из окна седьмого этажа шел черный дым, многие окна были открыты, люди в них просили о помощи. Видно было, что там страшная паника. Мы быстро собрали все снаряжение и побежали внутрь. В холле стояли открытые лифты, народ толпами спускался по единственной лестнице. Поняв, что из-за встречного потока людей нам будет не пройти, мы решили на лифтах подняться до шестого этажа, то есть ниже горящего, кратчайшим путем подать рукава, и уже по лестнице один марш пройти со стволом на горящий этаж. Но лифт почему-то вывез нас на седьмой этаж…

Когда двери открылись, там был сплошной черный дым. Мы нажали на кнопку, двери закрылись, но лифт вниз не пошел. Через несколько секунд двери снова открылись, весь холл уже был в огне. Пламя стало обжигать, мы выбежали. Но пробежав несколько метров, вернулись обратно, так как боевка начала гореть. Хотели разбить стенку у лифта, чтоб по шахте спуститься, но нам это не удалось.

Не помню, как я остался в лифте один. Через 2-3 минуты заскочил боец 11 ПЧ – Саша Глатенок, он весь горел. Я его повалил на пол, сбил пламя. Он был в тяжелом состоянии, только раз спросил: «Нас должны спасти?». Потом стонал еще… и всё. Он умер. Мы рядом лежали…

Я оказался в огненной ловушке, и, как говорится, урывал последние шансы, как можно выжить. Мне повезло, что я дышал через вентиляционные решетки в полу, снизу был подпор холодного воздуха. Когда лежал там, в небольшую щель в двери смотрел как пламя все сжирало в коридоре – до бетона. Думал о семье: дочке было семь лет, жена беременна (в сентябре она родила вторую дочь). Думал, если не выживу, как они без меня останутся?

Когда все выгорело, огонь затих, тогда я понял, что, наверное, останусь жить. Потом, когда уже ребята «зачернили» коридор, раздвинули двери, вытащили нас. Помню, кто-то разделся до тельняшки, потому что так было не пролезть в кабину. Меня вытащили уже в полуобморочном состоянии. Врач «скорой» сказал, что еще бы чуть-чуть и, наверное, я бы умер, так как температура была очень высокая, все тело перегрелось. Меня увезли в ожоговый центр. Боль я тогда не чувствовал, там другое состояние было. Это потом уже все болело, когда заживало.

Я еще надеялся, что ребята, которые со мной были, выжили. Потом узнал, что все погибли… Тяжело сознавать, что они погибли, а я почти не пострадал, как говорится, отделался легким испугом. Все это в памяти до сих пор, как будто было вчера».

Александр Владимирович Мироненков,

в то время начальник караула 7 пожарной части:

«В то утро, 23 февраля 1991 года, мы уже готовились сдавать дежурство, все торопились домой отмечать праздник. В самый последний момент прозвучала тревога – пожар в гостинице «Ленинград».

Когда мы прибыли и вошли в вестибюль, к нам подошел милиционер Александр Файкин. Он сказал, что на горящем этаже остались люди, и предложил помощь, потому что хорошо знал планировку гостиницы. Внутри была паника, лестница была забита постояльцами. Поняв, что по ней нам не подняться, мы сели в служебный лифт. Нас было четверо: Володя Осипов, Кирилл Соколов, Валера Клейменов и я – начальник караула.

Когда двери открылись, сразу же возникли высокая температура и задымление. Здесь уже речь шла о самоспасении. Мы втроем (я, Володя Осипов и Валера Клейменов) вышли и ползком добрались до окна, его в дыму практически не было видно. А Кирилл Соколов и Александр Файкин буквально испарились, я до сих пор не могу понять, куда они направились, когда вышли из лифта. Сперва мы пытались найти какие-то выходы, но поняли, что кроме окна их нет. Испуга тогда не было, я думал только о том, как спасти своих подчиненных. Я один ушел искать выход, но попав в тупик, вернулся обратно к окну. Володи там уже не было…

В это время с нижележащего этажа наши коллеги забросили нам рукав.

По нему я спустил на нижележащий этаж Валеру Клейменова. А мне уже пришлось выдумывать, как себя спасти. Потому что рукав обратно мне не закинули. Я крикнул коллегам снизу, что зацеплюсь руками за подоконник, они меня обхватят руками и втащат в окно. О чем-то плохом я в этот момент не думал, всегда ведь надеешься на спасение. Я пытался повиснуть на карнизе, чтобы ребята с шестого этажа до меня дотянулись. Карниз был очень горячим, у меня через краги обгорели руки. Помню, меня взяли за ноги, потом рывок и все…

Я упал с седьмого этажа. И когда очнулся на бетонной крыше столовой рядом со мной лежал Володя Осипов, но он уже был мертв. Как потом я узнал, у него при падении берцовая кость ушла на 7 сантиметров в бетонную плиту. Мы лежали, а вокруг падали стекла из горящих окон. Нам, вернее мне, повезло, что осколками не убило.

В то время на стройке рядом с гостиницей работала бригада иностранных строителей. Я потом узнал, что они пытались спасти Кирилла Соколова: они направили к окну, где он был стрелу крана, он уцепился за трос, но сорвался и погиб. Те же рабочие оттащили меня от Володи, погрузили в строительный ящик и при помощи крана опустили вниз. Я им кричал, чтобы Володю спасали, думал, он еще жив. Положили меня в «скорую», начали разрезать сапоги…

Очнулся я уже в больнице. Туда я попал вместе с Михаилом Стельмахом. Он сильно обгорел. Помню его последние минуты жизни. Умирая, он просил врачей увидеться с родственниками, чтобы попрощаться. Но это ему не удалось… Он умер прямо на моих глазах, практически сразу как мы поступили в больницу.

У меня было обожжено 40 % тела, сломаны позвоночник и две вертлужные впадины. Мне сделали несколько пересадок кожи. Когда я был под наркозом, врач в палате говорил моей жене (а я это все слышал) что на ноги встать мне больше не придется. Я тогда сам себе сказал: «Надо выжить». Боль я почувствовал только на перевязке в больнице, это было самым тяжелым. К ним мне приходилось готовиться: к приходу врачей нужно было оторвать себя от простыней, потому что после пересадки кровь к ним присыхала, потом уже врачи принимались за перевязочные работы. Хочу еще раз поблагодарить тех врачей, они были очень хорошие. Помню, один из них все говорил: «Ничего, пожарник, выживешь, выживешь». Я надеялся на это.

Но страшнее всех болей, которые я тогда испытывал на теле, было известие о гибели моих подчиненных. Выжили только мы с Валерой Клейменовым.

После выписки я на костылях пришел в гостиницу. Поднялся на седьмой этаж, подошел к тому окну… Я хотел проанализировать, что мог сделать в той ситуации, потому что винил себя в их гибели. И когда, снова побывав там, я понял, что другого выхода просто не было, положение было безысходным, мне стало легче. В дальнейшем, мне это помогло служить дальше. Я дал себе зарок отработать в честь памяти погибших ребят десять лет – по году за каждого. И сделал это».

Светлана Геннадьевна Саттарова,

в то время радиотелефонист 11 пожарной части:

«В тот день, 23 февраля 1991 года, мы с подменным диспетчером Валей Иванчук собирались поздравить ребят с праздником, уже и подарки были приготовлены.

Это случилось в 08:03… По прямому телефону из гостиницы позвонили, крикнули «Горим!», и в панике бросили трубку. Я пыталась докричаться, спросить: «Где горит? Какой этаж?», – но на том конце уже не отвечали…

Последнее, что помню, выбежала в гараж, ребята уже одевались, на ходу отдала им «путёвку». Крикнула вдогонку: «С праздничком! Мы вас ждем, постарайтесь не долго». И всё, они уехали…

Когда подъезжали к гостинице, дали информацию, что видят из окна открытый огонь, люди просят о помощи. Потом передали, что прибыли, разворачивают рукава. Вадим Самойлов сразу же дал подтверждение пожар № 3. После этого связь пропала. Я им кричала, чтобы вышли на связь, дали какую-нибудь информацию, но в ответ уже была тишина. Ребята из 1-й части тоже, когда подъехали, сказали только, что прибыли. Кинулись туда сразу же. Все попытки докричаться были безуспешными, на связь они больше не выходили… Через час я уже ничего не могла делать, поняла, что случилось что-то непредвиденное. Я выполнила все, что должна была, сменилась с дежурства и помчалась к горящей гостинице.

Первое, что я увидела – толпы народу, много пожарных машин, весь периметр гостиницы горел. Здесь я уже выискивала своих ребят. Еще думала, что все обойдется. Потом знакомый водитель мне сказал: «Света, по-моему, там Сашу Глатенка из лифта достали. У него же часы такие, как командирские?». Я его увидела уже на носилках… Затем Витю Гомонова нашли на крыше, он выпрыгнул из окна горящего этажа. Тогда стало понятно, что не найдем никого… Потом уже нам сказали, что их нашли в одном месте. Мишу Соловьева опознали по пачке «Беломора», она, как ни странно, не сгорела, Вадима Самойлова – по радиостанции…

Меня до сих пор мучает вопрос – почему нам с Валей поручили оповестить семьи? Я была в таком шоке!.. Дали нам машину. Сначала поехали к Наде Гомоновой. Можете себе представить, когда стучишь в дверь…, а Вити нет! Двое маленьких детей у них было. Потом приехали к Лиле Соловьевой. Как сейчас помню, когда в детской кроватке стоит их маленький сын в ползунках. А Миши нет…

Осталось нас полкараула. На следующие наши сутки, 25 февраля, мы вновь вышли на дежурство… Очень тяжело было работать. Я приходила в часть и просто выла, но мы друг друга поддерживали. После этого пожара я вся поседела сразу. В 24 года…»

Валерий Николаевич Янкович,

в то время начальник 1 пожарной части:

«В тот день, 23 февраля 1991 года, во главе караула был мой заместитель Сергей Капитонов. Накануне я позвонил ему узнать как дела. Он ответил: «Нормально. Уже один пожар потушили». На следующее утро я снова позвонил ему в кабинет, но никто не ответил. Тогда я перезвонил на пункт связи и узнал, что горит гостиница «Ленинград». Уже через пятнадцать минут я был в части. И с личным составом третьего караула мы выехали на пожар. Подъезжая, увидели пламя в торце здания гостиницы и клубы дыма со всех сторон. Это было, как удар по голове… Шок! Никто и подумать не мог, что такое(!) возможно, тем более, за столь короткий промежуток времени.

Я прибыл в штаб и получил задачу работать на седьмом, горящем, этаже. Там была доменная печь! Остекление было уже разрушено, в коридорах гулял ветер с Невы, бушевало пламя. Стена огня… Пока весь этаж не пролили по фасаду с лафетных стволов коленчатых подъемников, туда просто невозможно было подняться.

Войдя на горящий этаж, первым я увидел своего «однокашника» Вадима Самойлова, начальника караула 11 пожарной части. Это были останки… Он лежал на спине, радиостанция на груди, по ней его и опознали. Рядом с ним лежали еще два бойца. Это был удар… Из очага, с горящего этажа, с обожженными легкими вышел Михаил Стельмах. Он умер в больнице. Остальные все остались на этаже навечно…

Хочу остановиться на том, как много тогда говорили и писали о пожарных, которые сели в лифт и погибли… В той ситуации подняться на горящий этаж можно было лишь воспользовавшись лифтами, что они и сделали, дабы миновать поток людей, спускавшихся по лестнице. В Боевом уставе на тот момент было сказано, что можно использовать лифты. При этом следовало высаживаться за этаж до горящего, и производить на горящий этаж боевые действия под прикрытием стволов. А то, что лифт их вывез на горящий этаж – по техническому заключению там было замыкание от высокой температуры, но мог быть, конечно, и человеческий фактор. Они попали в эпицентр пламени, этого предвидеть никто не мог. Все ребята были профессионалами с многолетней выслугой в пожарной охране. Было очень больно потерять их.

Я год после этой трагедии разговаривал с погибшими ребятами, с Капитоновым и Стельмахом. Даже, если проблемы были какие-то в части, я с ними советовался, как бы они поступили. Я не знаю, на каком уровне, но ответы я всегда получал. Кому-то могло показаться, что я сумасшедший, но кто пережил подобное, скажет, что это нормально. Мы их вспоминаем часто, когда собираемся. Боль утраты не прошла до сих пор.

Потом был у меня на пожаре такой случай. Иду в дыму в звене, проходим определенную зону, а дальше как голос: «Не ходи!». Я послушался и не пошел, а потом оказалось, что там прогар. Я думаю, что это души погибших ребят меня остановили. Тогда года не прошло после их гибели, они еще около земли были. А потом, видимо, на другую планету пересели. Дай Бог, чтобы они жили там, если это есть. Хотелось бы, чтоб было…»

Александр Сергеевич Александров,

в то время начальник отдела службы, подготовки и пожаротушения УПО-50 ГУПО СССР:

«23 февраля 1991 года был выходной день. Меня назначили дежурным от специального Управления № 50. Началось все со звонка инженера дежурной части о том, что в городе пожар № 5 – гостиница «Ленинград». К моменту моего прибытия уже горело почти 30% седьмого этажа. Огонь стремительно развивался, рушилось оконное остекление, пламя выходило в вышележащие этажи. Огня было очень много! И практически повсеместно на верхних этажах в окнах были люди, просившие о помощи. Невероятно сложно было проводить спасательные работы с высот. Потому что 7-й этаж в то время был критическим для высотной техники, находившейся в гарнизоне. К горящей гостинице была стянута почти вся высотная техника города. Помню, как лестница-тридцатка спасала Марину Влади. Стрела лестницы не дотянулась до ее окна буквально метра. Тогда она просто прыгнула на последнее колено лестницы. К счастью, все сложилось благополучно. А ведь Влади могла погубить себя и еще двух бойцов, которые в этот момент находились на лестнице, чтобы ее спасти. Потом она отблагодарила своих спасителей: делегация из Франции наградила их Орденами Почетного легиона.

Самое страшное на том пожаре, то, что навсегда осталось в памяти, – гибель наших людей. Когда уже можно было пробиться на горящий этаж, я вместе с бойцами спецчасти прошел по нему. Это было жутко – видеть, когда работает пожарный, и, посветив где-то фонарем, он видит рядом своего погибшего товарища. Вот это было самое страшное! Я видел, как офицеры стояли на коленях над погибшими бойцами и плакали навзрыд…

Еще хочу сказать про сотрудника специальной милиции Александра Файкина, помогавшего пожарным спасать людей. Я ему помогал спуститься в холл первого этажа, где он сдал оружие своим коллегам и, пока увозили на «скорых» особо пострадавших, находился на месте, хотя сам обгорел. Через день-два он скончался в больнице. Его похоронили в одном мемориале с нашими бойцами на Серафимовском кладбище.

Мне повезло на том пожаре, а ведь я тоже мог навсегда остаться в тот день в гостинице. По собственной невнимательности… Когда огонь на седьмом этаже был практически сбит, у меня закончился кислород в противогазе. В то же время по коридору прошел какой-то сквозняк и вновь этаж наполнился дымом. Тогда я затащил в один из номеров бойца, находящегося рядом, мы с ним упали на пол, накрылись одеялом и договорились дышать по очереди через его противогаз. По радиостанции я попросил, чтобы мне принесли противогаз, объяснил, где мы примерно находимся. Через некоторое время к нам пробилось отделение, нас вывели. Я до сих пор жалею, что мне тогда даже ума не хватило на каску этого пожарного посмотреть, с какой же он части. Я ведь ему жизнью обязан. Потом пытался как-то найти его, но не удалось. Я бы с ним выпил сейчас… Даже через двадцать лет».

Леонид Анатольевич Беляев,

в то время начальник тыла дежурной службы пожаротушения:

«23 февраля 1991 года около восьми часов утра в нашем кабинете на Мойке, 85 раздался звонок из дежурной части, старший диспетчер сообщил, что горит гостиница «Ленинград». Мы абсолютно спокойно отнеслись к этой информации, понимая, что, скорее всего там будет рядовое возгорание, с которым достаточно быстро удастся справиться. Но так как продолжало поступать много звонков от заявителей, мы выехали на место. Подъезжая, увидели огромные клубы дыма. По всему фронту седьмого этажа практически уже горело все открытым огнем, в окнах были люди, просившие о помощи. Мы начали проводить мероприятия, направленные, прежде всего, на их спасение. Сразу было принято решение собрать всю высотную технику, которая на тот момент была в городе, и вызвать практически все кареты скорой помощи. Решения принимались достаточно быстро. Все работали четко, все знали, кто, что должен делать. Однако время работало не на нас. Если бы техника пришла очень быстро, мы бы, наверное, людей спасли больше. Мне запомнилась ситуация, когда молодой человек пытался спасти свою сестру: он спускал ее на простыни из окна седьмого этажа, но она сорвалась и разбилась. А буквально через несколько минут туда поднялась автолестница и спасла этого мужчину.

Нужно отдать должное личному составу: поскольку автолестницы не дотягивались до верхних этажей, пожарным приходилось «штурмовками» пробивать очень крепкие окна и комбинированным способом спасать людей. Многие снимали боевую одежду, накрывая людей, при этом сами получали ожоги. Там был массовый героизм(!) пожарных. Не случайно сам пожар был потушен достаточно быстро. И людей мы спасли много. Жаль только, что заплатили за это такую огромную цену своим личным составом.

Когда мы узнали, что потеряли ребят из 11 пожарной части, для всех это стало шоком. Эта часть в гарнизоне была самая лучшая, и караул тоже. Там все были профессионалами. Я уверен, если бы у них была малейшая возможность уйти, они бы использовали этот шанс. Скорее всего, его не было… Ну, и конечно, когда выпрыгнули из окна ребята из 7-й части. Мы увидели их лежащими на пандусе. Это было страшно…

Двадцать лет прошло, но боль от их потери не прошла. Когда вспоминаешь – ком подходит к горлу. И гордость за погибших ребят есть… И пока мы ходим по этой земле, пока носим эту форму, так и будет продолжаться. Память о них будет жить».

Владимир Алексеевич Шклярик,

в то время начальник 14 отряда военизированной пожарной охраны:

«В то утро, 23 февраля 1991 года, я был дома, еще спал. Это был выходной день. Меня разбудил звонок из дежурной части «01» о том, что в гостинице «Ленинград» серьезный пожар. Я собрался и поехал туда. Когда прибыл, увидел, что мои подчиненные поднимаются по автолестнице в окно седьмого этажа, из которого валил черный дым, а на подоконнике была женщина с ребенком. В тот момент я решил, что должен помочь своим ребятам. Поднялся на лестницу, они по цепочке передали мне девочку, я взял ее на руки и спустил вниз. Она в принципе могла самостоятельно спуститься, но она была такая маленькая, я подумал, а вдруг она провалится или споткнется, упадет. Поэтому, наилучшим вариантом было взять ее на руки. Этот момент был очень тяжелый. Я помню только, что она была в синем комбинезоне. Как потом выяснилось, этой девочкой была 6-летняя Аня Эткало, гражданка Финляндии, мама у нее русская, а папа финн. Конечно, интересно было бы сейчас на нее посмотреть, все-таки двадцать лет прошло…

Потом меня направили на другой участок работы – тушение седьмого этажа. То, что я увидел, поднявшись туда – огненная труба, как в открытой дверце печи. Там просто ревел огонь! Невозможно было войти на этаж. С лестничной клетки мы подали два мощных ствола в коридор и так, прикрывая друг друга водой из них, заходили сначала в один номер, гасили там пламя, потом перебирались в другой номер, потихоньку продвигаясь все дальше. И вот так перемещаясь под прикрытием стволов, мы прошли весь коридор».

Анна Эткало,

в то время постоялец гостиницы, ныне гражданка Финляндии:

«Мне только что исполнилось шесть лет. Мы с мамой ехали в Финляндию, но в силу некоторых обстоятельств нам пришлось остановиться в гостинице «Ленинград».

В то утро, 23 февраля 1991 года, меня разбудила мама. Она сказала: «Анечка, пожар! Просыпайся и быстро одевайся». Мама сама обнаружила пожар: подойдя к окну, она увидела пламя, выходящее из окна номера, расположенного на два этажа ниже нашего. Она вышла в коридор, чтобы предупредить дежурную об этом. Та ответила, что пожарных уже вызвали, и сказала, чтобы мы не беспокоились и оставались у себя в номере. Но мама решила не рисковать собой, а тем более своим ребенком.

Мы с ней вышли в коридор. Там было темно, стоял запах дыма, и люди в панике бегали кто куда. Я очень испугалась. Мы не могли найти выход, стали задыхаться. Помню, открылась дверь, там было двое мужчин: бизнесмен из Гамбурга и молодой парень из Тбилиси, его звали Дима. Мы зашли к ним. У них был очень светлый номер, и можно было еще какое-то время нормально дышать. А потом дым стал проникать и туда. Снова стало трудно дышать. Я помню, что все время кашляла от удушья. Тогда мама подняла меня на подоконник и стала показывать в окно, чтобы увидели, что в номере ребенок. В тот момент я была уверена, что мы уже никогда не выйдем из этой гостиницы, что задохнемся раньше, прежде чем пожарные придут нас спасать.

Но потом открылось окно… Оттуда повалил черный дым, и я увидела пожарного на лестнице. От испуга я вцепилась в мамину куртку, и не хотела ее отпускать. Мама мне сказала: «Аня, помни, тебе 6 лет, тебя зовут Анна Эткало, ты из Ростова-на-Дону». И потом Дима еле-еле меня оторвал от мамы и предал пожарному. Позже он рассказал, что в тот момент практически ничего не видел из-за пелены сплошного дыма. Он спросил пожарного: «Ты взял ребенка?», тот ответил: «Да, взял». Этот диалог у них происходил на высоте примерно 40 метров.

Потом меня передали другому пожарному. Он объяснял мне, как нужно держаться, куда ногу ставить. И когда мы были уже почти внизу, пожарный передал меня милиционеру, который отнес меня в «скорую». Потом мама меня нашла. И вот когда я оказалась у нее на руках, я уже точно знала, что все будет хорошо.

Двадцать лет прошло с тех пор. Все это время я живу в Финляндии. В этом году заканчиваю обучение в университете. Все у меня хорошо: я жива и здорова. Но, несмотря на то, что с момента пожара прошло столько лет, мы с мамой до сих пор вспоминаем тот день… И от всего сердца благодарим пожарных за наше спасение. Нет слов, чтобы выразить, насколько я им благодарна за то, что они спасли нас с мамой».

Ольга Николаевна Капитонова,

вдова заместителя начальника 1 пожарной части С.Г. Капитонова:

«23 февраля мы ждали Сергея домой со смены, планировали устроить праздник. Я готовила к столу, сыновья рисовали ему открытки, что-то лепили. Но не получился праздник…

Так и не дождавшись, где-то около трех часов, я позвонила в часть, диспетчер мне сказала: «Ваш муж сгорел». Это был шок! Сложно было в это поверить. До сих пор сложно…

Позже приехал начальник части Валерий Янкович и коллеги Сергея. Они сказали мне о случившемся, и мы поехали на опознание. Мужа я узнала по ногам, все остальное тело сильно обгорело. У него был содран ноготь на ноге – вот по нему я его и опознала, потому что сама каждый вечер обрабатывала рану. До сих пор жалею, что поехала тогда на опознание, хотя меня и отговаривали, я сама настояла. После этого не могла уже представить его таким, какой он был в жизни – перед глазами стоял тот ужас, который увидела в морге. У меня эта картина до сих пор в памяти. Но тогда я хотела сама убедиться, еще надеялась, что это не он, что Сергей жив. Помню, его мама, когда мы ехали в автобусе на похороны, все время пыталась открыть крышку гроба, хотела увидеть сына. Потому что не верила... Никто не верил в случившееся.

Долгое время потом, когда я видела на улице человека в военной шинели и фуражке, мне казалось, что это Сергей. А если еще и телосложением похож, все время хотелось окликнуть или подбежать и за плечо коснуться – это ТЫ… Меня это очень долго преследовало. Все время казалось, что он рядом. И сейчас это не отпускает, больно до сих пор. С этим трудно смириться. Хоть и двадцать лет прошло…

Самым страшным тогда было осознание того, что ты один, что дверь не откроется и муж не придет. Но я хотя и не вижу его, ощущаю, что он где-то рядом, как ангел-хранитель, помогает, подсказывает.

Когда все это случилось к нам в дом приходили совершенно посторонние люди, присылали телеграммы с соболезнованиями, деньги. И многим, у кого были обратные адреса, я тогда отвечала, всех благодарила. Это была очень хорошая поддержка. Еще хочу поблагодарить всех, кому я тогда не смогла ответить. И хочу пожелать всем пожарным здоровья, чтобы они всегда возвращались со службы в семью, где их ждут и любят, чтобы их ждали и любили всегда».