Первая часть воспоминаний участника ликвидации аварии на ЧАЭС, главы ветеранского движения пожарных и спасателей Воронежской области Анатолия Павловича Симонова.
За два года до катастрофы
До 1986 года про Чернобыль мало кто знал, а тем более - где он находится, чем характерен. Еще меньше было известно и о самой атомной станции. Ведь лишь после аварии выяснилось, что она расположена в восточной части белорусско-украинского полесья, на берегу реки Припять, впадающей в Днепр.
Однако лично я узнал, сколь красивы эти места, еще за два года до катастрофы. Тогда в городе Припять проводилось крупное совещание руководителей УПО (управлений пожарной охраны), на территориях областей которых находились атомные станции. На совещании я выступил с резкой критикой в адрес Минатомэнерго за его несерьезное отношение к такому важному вопросу, как пожарная безопасность АЭС. Досталось от меня и ГУПО (Главному управлению пожарной охраны). Но главным для участников этого мероприятия оказалась не возможность делового общения друг с другом, а новые впечатления. Всем гостям понравился город Припять. И, возвращаясь автобусом в Киев, мы были просто очарованы красотами полесья и восхищены утопающими в зелени приусадебными участками, над которыми возвышались распространенные на Украине дома с ломаной крышей…
Что привело к взрыву
А теперь ближе к теме. Если помните, Чернобыльская атомная станция состояла из 4-х блоков, каждый имел реактор большой мощности, относившийся к классу уран-графитовых. Как нам стало тогда известно, в нем в качестве замедлителя нейтронов используется графит, а в качестве топлива – ТВЭЛы (тепловыделяющие элементы) с таблетками из двуокиси урана.
Механизм работы реакторов такой. Вода, которая применяется для охлаждения ТВЭЛов и прокачивается насосами, в результате нагрева на выходе из активной зоны превращается в пароводную смесь. В такой системе (поскольку вода значительно сильнее поглощает нейтроны, чем графит) при увеличении количества пара и сокращении объема воды, увеличивается интенсивность реакции деления, и реактор становится все мощнее и мощнее. Если аварийная защита не срабатывает, его мощность растет стремительно. Это и произошло на 4-ом блоке при проведении эксперимента. Выделившаяся энергия при разгоне реактора привела к разрушению ТВЭЛов, мощному парообразованию, повышению давления и паровому взрыву. Разгон реактора и паровой взрыв привели к разрушению большей части разветвленной сети технологических каналов и прямому выбросу радиоактивности в атмосферу.
При аварии графит сыграл особо негативную роль. В рабочем режиме он находится при температуре 600 градусов Цельсия. Как объясняют специалисты, при соприкосновении графита с паром и воздухом возник пожар. Причем в результате горения графита было выброшено в три раза большее количество радиоактивности по сравнению с первоначальным её выбросом при взрыве реактора.
Подвиг пожарных
Сигнал тревоги прозвучал почти одновременно в пожарных частях по охране АЭС и города Припять в 1 час 28 минут 26 апреля 1986 года. Первым по вызову прибыл дежурный караул пожарной части по охране станции, возглавляемый лейтенантом Владимиром Правиком. Подъезжая, он передал по радиостанции: «Виден огонь, есть разрушения», и подтвердил вызов № 3, в соответствии с которым к месту аварии направляются дополнительные силы и средства из Киева и других городов.
Оценив обстановку, первый руководитель тушения пожара Владимир Правик принял правильное решение: до прибытия помощи предотвратить распространение огня на другие блоки. Спустя пять минут прибыло подразделение по охране города Припяти во главе с начальником караула лейтенантом Виктором Кибенком. Несколько позже - дежурный караул Чернобыльской ППЧ (профессиональной пожарной части), располагавшейся в 15-ти километрах от АЭС. А затем - и сам начальник пожарной части по охране ЧАЭС майор Леонид Телятников, который находился в отпуске.
Безусловно, с появлением Телятникова тушение пожара приняло еще более целеустремленный и эффективный характер. Как руководитель, он обязан был знать обстановку на всех участках пожара. И поэтому бывал везде, успевал всюду, не имея права долго быть на одном месте. А в основном все время бегал по лестнице на крышу, где было опаснее и труднее всего.
Личный состав трех подразделений пожарной охраны в количестве 28 человек вел смертельную схватку с огнем. Сама по себе эта цифра говорит о многом. Как будто 28 панфиловцев, все они работали в тяжелейших условиях – в едком ядовитом дыму, в клубах горячего радиоактивного пара, утопая ногами в расплавленном битуме, вблизи разрушенного реактора, испускавшего мощные потоки радиоактивности. Поэтому, зная, чем им все это грозит, и понимая, что тогда, кроме них, никто не спасет станцию и население города, пожарные стояли до конца, насмерть. И огонь отступил.
Один из огнеборцев позже говорил: «Я видел радиацию». Зловещий образ породило мерцание графита, которого в реакторе было 2 тысячи тонн…
Конфликт за полгода
30 апреля 1986 года меня, как специалиста, давно закрепленного за Нововоронежской АЭС для проведения там организационной профилактической работы, направили в Чернобыль.
За полгода до Чернобыльских событий у меня произошел конфликт с руководством НВАЭС и областной прокуратурой в связи с вынесенным мной постановлением на приостановку эксплуатации 3-го и 4-го блоков станции. Основанием для такого решения послужил перевод пуска системы активного пожаротушения с автоматического на дистанционный. Сотрудники НВАЭС исходили из того, что система пожарной автоматики срабатывает иногда ложно, а чтобы этого не было, решили пойти по простому пути – отключить автоматический пуск, а перейти на ручной, дистанционный.
Практически это выглядело так. Сигнал о пожаре поступал на блочный щит управления, начальник дежурной смены блока посылал кого-нибудь из специалистов, чаще электриков на место пожара, чтобы убедиться в его наличии. И лишь при подтверждении пожара с места включалась система пожаротушения. То есть автоматикой тут и не пахло, и могло уйти много времени, пока человек добрался бы до очага пожара (тем более в дальние кабельные полуэтажи), и определил, горит ли там или нет.
Как показывал мой опыт, такая «автоматика» при большой скорости распространения огня может привести к тяжелым последствиям. А, стало быть, согласиться с этим я не мог и просто был вынужден вынести такое постановление, копии которого были направлены в Минатомэнерго, ГУПО, областные инстанции.
В прокуратуру области меня пригласили для того, чтобы я объяснил своё «не совсем продуманное решение», как мне деликатно сказали по телефону. Разговор начался с разноса, говорили, что, дескать, я не отдаю себе отчет в принимаемых решениях по атомной станции. «Вы что, хотите оставить без электроэнергии многие города, остановить промышленность?» - делали упрек в мой адрес. Я же объяснял, что, наоборот, хочу, чтобы Нововоронежская атомная станция работала и давала ток, а для этого надо обеспечить ее пожарную безопасность.
«Если этого не сделать, то может произойти пожар с тяжелыми последствиями, - говорил я им. - И тогда меня обязательно пригласят в ваше же учреждение, и разговор пойдет уже совсем по-другому. Почему вы не использовали всех предоставленных вам прав? – скажете Вы мне. Почему не приняли всех мер для выполнения требований пожарной безопасности, в том числе и по приостановке эксплуатации объекта? Почему не обратились за помощью в прокуратуру?» Поэтому в конце я заключил: «Если я не прав, отмените мое решение».
Мне повезло, чиновники прокуратуры оказались разумными и деловыми людьми. Постановление никто, конечно, не отменил, никто меня больше никуда не вызывал, не грозил освобождением от работы и снятием погон, как предупреждали некоторые. А через месяц система активного пожаротушения, установленная на НВАЭС, уже работала в автоматическом режиме, потому что специалисты нашли грамотное техническое решение для исключения лишних срабатываний.
Продолжение следует.